Юлия Федотова - Герои былых времен [HL]

— Верно! — подпрыгнул Эдуард. — Этот камень был! Вот если сбоку смотреть, на жабью морду похож!

А шагах в тридцати от этого камня их ждала еще одна приятная находка — совсем свежее кострище и следы ночлега пятерых существ. Друзья ликовали. Сомнений больше не осталось — Странники недалеко!

— Не сегодня завтра мы их обязательно встретим, — сказала сильфида. — Хоть узнаем наконец кто такие!..

Есть такая глубокая народная мудрость: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Уж Энка могла бы ее знать! Но увы! Забыла на радостях. Сами понимаете, напрасно.

Неприятности начались очень скоро. За ночь кто-то ухитрился увести лошадей, всех до единой! Тварь, провернувшая это, была просто виртуозом своего дела! Пробила защитный круг, отвела глаза караульному, замела все следы, а вместо украденных кобылок оставила такой великолепный морок, что Энка, заступившая на дежурство последней, долго ничего не подозревала. Все было как всегда: мирно спали спутники, включая обычно неугомонных младенцев, животные, пофыркивая, щипали на проталинах высохшую на корню траву… И только когда розовые лучи восходящего солнца озарили свинцово-серый купол зимнего неба, девица с изумлением увидела, как лошади одна за другой бледнеют и тают в воздухе, будто сотканные из тумана!

Она, конечно, подняла тревогу, растолкала спящих — а что толку? Пропажу было уже не вернуть. Не рыскать же за ней по всей степи?

— Вот что значит — настоящий конокрад! Учись! — поддразнила Эфиселию вредная девица. Благодаря своеобразному чувству юмора она умела усмотреть забавное даже в самой неприятной ситуации.

Амазонка не отвечала, надменно отворачивалась.

Без коней стало труднее, но не настолько, чтобы пропала надежда догнать Странников. Каждый настоящий воин, тем более разведчик-диверсант, должен уметь читать следы. Кансалонцы отчетливо видели, что из пятерых преследуемых четверо плетутся медленно, едва передвигая ноги, загребая пыль носами сапог. Такая походка бывает у тяжело больных, смертельно уставших или дряхлых стариков.

— Неужели это наши юноши? — даже засомневалась Энка.

— Ничего удивительного. Чужое время отнимает силы! — рассудила Меридит. — Вспомни нас самих по осени. Тоже еле ползали. Но у нас вышел хороший перерыв, успели в себя прийти. А они, бедные, с лета здесь.

— Ты их еще пожалей! — рассердилась сильфида. — Никто их сюда не звал! Пусть теперь расплачиваются по полной! Глядишь, помрут — и нам хлопот меньше!

— А один, видите, резво идет! — ткнул пальцем под ноги Рагнар, он тоже понимал в следах.

— Наверное, он несет Грааль, — предположил Хельги. — Если эта штука может принести счастье всему миру, то способна и силы одного-единственного путника поддержать.

Рагнар долго обдумывал слова демона, а потом заметил:

— Как-то не по-товарищески получается! Все счастье — одному. Несли бы по очереди!

Хельги пожал плечами:

— Может, он у них главный.

— Все равно паразит. Вот я со своими подданными непременно поделился бы! И папаша мой…

— А мой — ни за что не поделится, даже если они у него на глазах перемрут! Все люди разные! — возразил принц Эдуард.

И рыцарь подумал вдруг с несвойственной ему злостью, как приятно было бы убить этого главного собственными руками. Жаль, что нельзя!

И тут…

— Силы Великие! Что случилось?! — Все кровожадные мысли разом улетучились из рыцарской головы.

— А-а-а!!! — заголосила Ильза в ужасе. — А-а-а!!! Там!.. Там!.. Оно… — Говорить связно девушка не могла. Слезы градом катились по побелевшим щекам. Дрожащим пальцем указывала она на один из свертков с младенцем, тот самый, что секунду назад бережно и нежно держала в объятиях, а теперь вдруг бросила прямо на камни.

— Что?! Помер?! — подскочил Орвуд.

— Нет! — взвизгнула Ильза. — X… хуже! Там… оно… Ильич…

— Хуже трупа бывает только упырь, — философски заметил Хельги, но никаких действий не предпринял. А Ильза продолжала вопить.

— Да скажи толком, что случилось! — подбежала к ней Меридит. Подхватила ребенка, распеленала, вернее, просто вытряхнула — и вдруг тоже взвизгнула от неожиданности: — Нет! Вы только гляньте!!! Вот дрянь какая!

В руке ее, высоко поднятой для лучшего обзора, дергалось, извивалось и попискивало нечто совершенно безобразное — маленькое, костлявое, с сухой, будто пергаментной кожей, покрытой редкими рыжими волосками. Мордой оно смахивало на сильно исхудавшего молочного поросенка, ручки и ножки были почти человеческими, но без ногтей. Глаза затягивала неприятная белая пленочка — не открылись еще. Сзади имелся короткий прямой хвостик. А самой заметной частью тела было круглое, вспученное, как у жабы, очень светлое брюшко.

— Ой! — попятился Рагнар в испуге. — Бедный Ильич! Что это с ним случилось? На себя непохож!

— Разве это Ильич? — вразумил его Хельги. — Не видишь, подменили его!

И поскорее отошел в сторону, чтобы Ильза не видела, как он хихикает.

Это был как раз тот случай, когда дурной спригганский нрав его проявлялся во всей красе. В отличие от друзей, Хельги не усматривал в происшествии решительно никакой трагедии. «Вот если бы младенец в самом деле помер, — говорил он себе, — тогда был бы повод печалиться. А так какая, по большому счету, разница, один младенец, другой ли… Общее число сходится — и ладно… И ничего особенно кошмарного в подменыше нет. Чего все развопились?! Ребенок как ребенок… Пухлые, розовые, голые детеныши амазонки были, на его взгляд, ничуть не лучше. Вдобавок совершенно одинаковые, даже скучно. А так хоть какое-то разнообразие…»

Но Ильза никакого разнообразия не желала. Она хотела назад своего — пухлого, розового и голого! Не нужна ей всякая подменная гадость!

И тайное веселье подменного сына ярла вдруг сменилось жгучей обидой, такой, что даже ком встал в горле. Впервые почувствовал он отчуждение от этих жестоких существ, что окружили бедного подменыша и наперебой ужасаются.

Вот так же кричала когда-то жена ярла, обнаружив в колыбели вместо долгожданного первенца Улафа маленького и кусачего сприггана. Вот так же содрогались от омерзения ее сородичи. Он помнил — спригганы все помнят — склонившиеся над ним лица, огромные, дремучие, искаженные гримасами злости и отвращения. Помнил их руки — большие, грубые, они больно хватали его, дергали, вертели, трясли. Их голоса, нестерпимо громкие, пугающие… И маленькое средневековое существо показалось ему гораздо ближе и роднее, чем самые родные и близкие.

— Ну все! — сказал он резко. — Поглазели, и хватит! Не на представлении!

Сцапал подменного младенца, быстро и небрежно, как сумел, упаковал в пеленку, взял под мышку и ушел вперед, в лучших традициях девы Эфиселии. Он никого никого не хотел видеть! Он был один на всем свете, как много лет назад…